Марк Твен. Укрощение велосипеда.

В начале 1880-х Марк Твен учился кататься на велосипедах того периода с большими колесами. Он написал о своем опыте, но не опубликовывал записи. Форма велосипеда, на котором он катался, стала антикварной, но благодаря юмору автора она не устаревает.

mark_twain

Я все обдумал и пришел к заключению, что у меня получится. И купил бочонок целебной мази, и велосипед. Из магазина я вернулся вместе с Инструктором. Чтобы не привлекать к себе внимания, мы отправились на задний двор и там приступили к работе. Мой велосипед был не взрослой особью, а еще жеребенком – пятьдесят дюймов в холке, с педалями, укороченными до сорока восьми дюймов – и норовистый, как и положено жеребенку. Инструктор вкратце объяснил мне все, что следует, а затем вскочил на него верхом и проехался немного, чтобы продемонстрировать, как это легко. Он сказал, что, возможно, самое сложное – это слезать с велосипеда, и это мы оставим на потом. Но тут он ошибся. К своим радости и удивлению, он обнаружил, что все, что от него требуется, это водрузить меня в седло и убраться с дороги; слезть мне удалось самостоятельно. Хоть я и был неопытным новичком, я продемонстрировал наилучшее время спуска. Когда мы с грохотом рухнули вниз, инструктор подстраховывал велосипед, находясь сбоку от него; и он оказался внизу, я – на нем, а велосипед – на вершине. Мы осмотрели велосипед, но повреждений не нашли. В это невозможно было поверить. Но Инструктор заверил меня, что так оно и есть, а осмотр подтвердил его слова. Тогда я был вынужден отчасти признать, что некоторые механизмы имеют совершенную конструкцию. Мы прибегнули к помощи целебной мази ипродолжили урок.

starinnyi-velosiped-s-bol1shim-perednim-kolesom

На этот раз Инструктор страховал меня с ДРУГОЙ стороны, но именно с нее я и свалился; результат был в точности таким же, что и в первый раз. Повреждений у велосипеда не нашлось. Мы намазались мазью и продолжили занятия. Теперь Инструктор благоразумно встал позади велосипеда, но так или иначе, мы вновь приземлились на него. Он был потрясен и уверял, что это противоестественно. С велосипедом было все в порядке – ни царапинки, ни единой занозы. Пока мы натирались мазью, я говорил, что это просто удивительно, но он сказал, что когда я сведу более близкое знакомство с этими стальными паутинами, то пойму, что лишь динамит может их покалечить. Затем он принял боевую стойку, и мы опять взялись за свое. На этот раз Инструктор бежал впереди, страхуя меня у себя за спиной. Мы развили замечательную скорость, налетели на кирпич, я перекувыркнулся через руль и приземлился вниз головой на спину Инструктора, успев заметить, как велосипед мелькнул в воздухе между мной и солнцем. Хорошо, что он упал на нас – это смягчило удар, и велосипед не получил повреждений.

Пять дней спустя я выбрался из дома, чтобы меня отвезли в больницу проведать Инструктора. Он поправлялся. Еще через несколько дней и я почувствовал себя вполне здоровым. Я приписываю это моему благоразумию: я всегда приземлялся на что-либо мягкое. Кое-кто рекомендует для этих целей пуховую перину, но я считаю, что Инструктор лучше. Инструктор, наконец-то, выбрался из больницы и привел с собой четырех помощников. Отличная идея!

claves_para_motivarte_a_hacer_deporte_642947935_562x908

Эти четверо удерживали изящные стальные паутины в вертикальном положении, пока я взбирался в седло; а затем они перестроились в две колонные и побежали с обеих сторон от меня, в то время как Инструктор подталкивал велосипед сзади. Слезать мне помогали все вместе. Велосипед выписывал так называемые «восьмерки», и они были очень ощутимы. Чтобы удержать при этом равновесие, от меня требовалось куча всяких уверток, и каждой такой увертке противилось все мое существо. Иными словами, всякий раз, когда нужно было применить подобную увертку, вся моя природа, мои привычки, мое воспитание подталкивали меня к тому, чтобы поступить одним образом, в то время как некие скрытые и непредсказуемые законы физики настаивали на том, чтобы я поступил другим образом.

Это заставило меня осознать, с какими ужасающими и изощренными ошибками до сих пор воспитывалось мое тело. Оно погрязло в невежестве, и не знало буквально ничего, что могло бы сослужить ему добрую службу. Например, когда я чувствовал, что падаю в правую сторону, я, в силу совершенно естественного порыва, выкручивал руль в другую сторону, но этим я нарушал закон природы и довершал свое падение. Закон требовал прямо противоположного: переднее колесо нужно поворачивать в ту же сторону, в какую падаешь. Когда об этом слышишь, то поверить в это трудно. И не просто трудно, а невозможно – это противоречит всем твоим представлениям. А когда ты в этом наконец-то убедился, не менее трудно оказывается это проделать. Веря в это и имея всяческие подтверждения того, что это правда, ты оказываешься не более способным СДЕЛАТЬ это, чем прежде; поначалу невозможно ни принудить себя, ни убедить. И тогда на первый план выходит разум. Его задача – заставить тело забыть все, что оно знало до сих пор, и освоить новое. Твои шаги вперед будут отчетливо заметны. В конце каждого урока ты будешь знать, что что-то выучил, а также, чем именно это «что-то» является. Кроме того, ты будешь знать, что это «что-то» от тебя уже никуда не уйдет.

Это не так как при изучении немецкого языка, когда двигаешься вперед наощупь и впотьмах в течение тридцати лет, чтобы в итоге, когда ты уже уверен в своей победе, на тебя обрушилось сослагательное наклонение и заставило начинать все по-новой. Нет – и теперь я отчетливо это вижу – вся беда немецкого языка в том, что с него нельзя свалиться и набить себе шишки. Шишки – прекрасный повод взяться за дело серьезно. А еще я вижу, основываясь на том, что я узнал о катании на велосипеде, что верный и единственно надежный способ выучить немецкий – это велосипедный метод. Иными словами: покрепче вцепиться в какую-то одну из тех гадостей, которые он может тебе подсунуть, бросив предыдущую недоученной. Когда в своих упражнениях ты дошел до такого этапа, на котором уже можешь более или менее удерживать равновесие, крутить педали и поворачивать руль, пора приступать к следующей задаче – как на него взбираться.

Делается это следующим образом: прыгаешь за ним вперед на правой ноге, держа левую на педали и вцепившись в руль. По команде упираешься левой ногой в педаль (правая с неопределенностью болтается в воздухе), наваливаешься животом на заднюю часть седла и падаешь - может, направо, может, налево, но падаешь обязательно. Поднимаешься - и проделываешь то же самое еще раз. И так раз за разом. К этому времени ты научишься удерживать равновесие, а также поворачивать, не выдергивая руль с корнем. Итак, ведем машину прямо, затем, стоя на педали, подаемся вперед, с усилием переносим правую ногу через седло, усевшись, стараемся не дышать, но вдруг мощный толчок вправо или влево - и ты опять кувырком летишь вниз. Однако на кувырки уже не обращаешь внимания; рано или поздно ты начинаешь с уверенностью приземляться на ту или иную ногу. Еще шесть попыток и шесть падений доводят тебя до совершенства. В очередной раз ты уже довольно ловко усаживаешься в седло и остаешься в нем, - если, конечно, не придавать значения тому, что ноги болтаются в воздухе, и на время оставить педали в покое; а если сразу хвататься за педали, то тебе конец. Вскоре привыкаешь ставить ноги на педали лишь после того, как привел машину в равновесие, и после этого можно считать, что ты владеешь искусством садиться на велосипед. Немного практики – и это будет проще простого, хотя зрителям поначалу лучше держаться подальше, если ты против них ничего не имеешь. И вот мы приступаем к соскокам с велосипеда по собственному желанию; соскоки против желания были первым, что ты освоил. Рассказать о том, как соскакивают по собственному желанию, довольно легко; для этого можно обойтись всего парой слов, требования простые. Нужно давить вниз на левую педаль до тех пор, пока нога не выпрямится, повернуть колесо влево и соскочить так, как если бы ты соскакивал с лошади. Конечно, на словах это раз плюнуть, но на деле все совсем не так. Почему, не знаю, но не так. Сколько ни старайся, получается, что спрыгиваешь не с лошади, а с крыши дома во время пожара. И каждый раз устраиваешь зевакам настоящее представление.


free_bike

II
Восемь дней подряд меня учили каждый день по полтора часа. По окончании этого двенадцатичасового курса наук я получил ученую степень – в общих чертах. Мне объявили, что я в состоянии кататься на собственном велосипеде без посторонней помощи. Скорость, усвоения мной материала, может показаться невероятной. Чтобы в общих чертах научиться ездить верхом, нужно гораздо меньше времени. Я, конечно, мог бы этому научиться и без инструктора, но из-за моей врожденной неуклюжести это было бы делом рискованным. Самоучка редко умеет что-либо делать с должной тщательностью, и потом, он не знает и десятой доли того, что мог бы узнать, если бы им руководил инструктор. Кроме того, он сбивает с пути других недалеких людей, вдохновляя их повторить его собственный путь. Есть люди, которые воображают, будто неудачи на жизненном пути могут быть нам полезны. Хотел бы я знать, чем? Никогда не сталкивался с тем, чтобы эти неудачи повторялись. Они всегда так или иначе изменяются, перестраиваются и набрасываются на вас с неопытной стороны. Если бы личный опыт стоил любого образования, вряд ли вам удалось бы застать врасплох Мафусаила, но бьюсь об заклад, что если бы старик вдруг ожил, то первое, что он сделал бы – это ухватился за какой-нибудь электрический провод так, что его от этого скрутило бы в узел. А ведь умнее и безопаснее для него было бы сначала спросить кого-нибудь, можно ли хвататься за провод. Но это ему не подошло бы – ведь он один из тех самоучек, которые до всего доходят собственным опытом, он решил бы поставить над собой эксперимент. И уяснил бы на будущее, что закрученный в узел патриарх должен остерегаться электрических проводов; ему это было бы полезно и прекрасно завершило бы его воспитание - до тех пор, пока в один прекрасный день он не вздумал бы потрясти жестянку с динамитом, чтобы узнать, что в ней находится.

Но мы отвлеклись. Как бы там ни было, возьмите себе инструктора – это сберегает силы и целебную мазь. Прежде чем со мной расстаться, Инструктор справился о том, есть ли у меня силы, и я признался, что нет. Он сказал, что это большой недостаток, из-за которого мне поначалу будет весьма трудно катить в гору; но, добавил он, велосипед вскоре устранит этот недостаток. Контраст между его мускулами и моими мускулами был очевиден. Он захотел попробовать мои – и я предложил ему бицепс – мой самый развитый мускул. Он едва удержался от улыбки. Он сказал: «Бицепс у вас дряблый, мягкий, податливый и круглый, скользит из-под пальцев, в темноте его можно принять за устрицу в тряпке». Наверное, на лице у меня было написано огорчение, потому что он тут же добавил: «Да не волнуйтесь вы: скоро его будет не отличить от окаменевшей почки. Продолжайте тренировки, и все будет в порядке».

На этом он меня покинул, и я в одиночестве отправился на поиски приключений. На самом деле это лишь слова - их и искать не нужно – приключения сами вас находят. Я выбрал безлюдный, по-воскресному тихий переулок, мостовая которого была тридцать ярдов шириной. Я знал, что этого недостаточно, но все же думал, что если быть начеку и использовать пространство экономно, то места должно хватить. На велосипед я, конечно, забрался с трудом, поскольку был предоставлен самому себе, безо всякой моральной поддержки со стороны и сочувствующего инструктора, который говорил бы мне: «Хорошо! Вот так, правильно – отлично – не спешите – спокойно, все в порядке, соберитесь с силами, вперед». Впрочем, поддержка все же нашлась. Это был мальчишка, который, сидя на заборе, жевал кусок кленового сахара. Он живо заинтересовался происходящим и без конца подавал мне советы. Когда я в первый раз полетел с велосипеда на мостовую, он сказал, что на моем месте весь обвязался бы подушками – да, именно так он бы и поступил! После второго падения он посоветовал мне для начала освоить трехколесный велосипед. В третий раз он заявил, что я не удержусь и на телеге. В четвертый раз мне удалось не упасть, и я неуклюже покатился, выписывая на мостовой кренделя, кренясь из стороны в сторону и занимая собой почти всю улицу. При виде того, как я неловок и медлителен, мальчишка буквально раздулся от презрения и заорал: «Вот это да! Поглядите на рекордсмена!» После чего слез с забора и зашагал но тротуару, не выпуская меня из виду и, то и дело, отпуская едкое словцо. А затем соскочил с тротуара и увязался следом за мной.

0_3f652_464803cf_l

Мимо проходила девочка, держащая на голове стиральную доску; она хихикнула и уже собиралась как-то меня поддеть, но мальчишка заявил тоном миротворца: «Не трогай его, он едет на похороны». Я знаю эту улицу давным-давно, и всегда считал, что она плоская, как стол; но сейчас к моему удивлению велосипед проинформировал меня, что это не так. Велосипед в руках новичка так же подвижен и чувствителен, как точный прибор, отмечая самые тонкие и неприметные отклонения от прямой. Он чувствует подъем там, где неопытный глаз его и не заметил бы; он чувствует наклон везде, где стекает вода. Сам того не замечая, я все это время ехал в гору. Я выбивался из сил, пыхтел, обливался потом, но, несмотря на все мои труды, велосипед поминутно вставал на месте. А мальчишка тут же кричал: «Правильно! Выпусти пар, нечего пороть горячку. Без тебя хоронить не начнут». Камни были для меня настоящей бедой. Даже самые крохотные заставляли меня обливаться холодным потом, стоило налететь на один из них. А налетал я на любой камень, каким бы маленьким он ни был, как только пытался его объехать, а не объезжать его я не мог. Это вполне естественно. В каждом из нас, непонятно почему, всегда сидит толика ослиного упрямства. Наконец мои упражнения подошли к концу, и нужно было поворачивать обратно. Когда в первый раз делаешь поворот самостоятельно, то приятного мало, да и шансов на успех почти никаких. Вы теряете уверенность в себе, вас начинают переполнять всякие непонятные предчувствия, каждая мышца цепенеет от напряжения, и та кривая, которую вы начинали описывать, тут же становится дергающимся и опасным для жизни зигзагом. Неожиданно стальной конь закусывает удила и, ошалев, лезет на тротуар, несмотря на все мольбы седока и все его старания свернуть на мостовую. Сердце у тебя уходит в пятки, дыхание замирает, ноги деревенеют, а тротуар все ближе и ближе. И вот - решительный момент, твое последний шанс на спасение. Но тут, разумеется, все инструкции разом вылетают из головы, и ты поворачиваешь колесо ОТ тротуара, вместо того, чтобы повернуть К тротуару, и растягиваешься во весь рост на этом негостеприимном, гранитном берегу. Так уж мне везет; все-то я испытываю на собственной шкуре.

Я выполз из-под неуязвимой машины и уселся на тротуар считать свои раны. Я пустился в обратный путь. Но тут я приметил повозку, катившуюся мне навстречу и полную кочанов капусты. Если чего-то и не доставало, чтоб довести опасность до предела, так именно этого. Фермер с возом занимал середину улицы, и с каждой его стороны оставалось каких-нибудь четырнадцать - пятнадцать ярдов свободного места. Окликнуть его я не мог - новичку кричать нельзя: стоит ему открыть рот – ему крышка; все его внимание должно быть сосредоточено на велосипеде. Но в минуту опасности на помощь мне пришел мальчишка, и на этот раз я был ему весьма признателен. Он зорко следил за тем, как порывисто и непредсказуемо дергается моя машина, и извещал фермера: - Налево! Поворачивай налево, или эта тупая задница тебя переедет! – Фермер начинал поворачивать. – Нет, направо, направо! Стой! ТАК не пойдет! Налево! Направо! НАЛЕВО! Право! Лево! Пра… Стой, где стоишь, иначе тебе каюк! Но как раз в этот момент я врезался в лошадь, шедшую по правому борту, и велосипед накрыл меня с головой. Я сказал:- Черт бы тебя подрал! Ты, что, не ВИДЕЛ, что я еду? - Видеть-то я видел, но откуда ж я знал, КУДА вы едете? Никто бы не догадался, куда вы рулите. Вы хоть сами-то знали, КУДА? Так чего же вы от меня хотите? В этом была своя правда, и я великодушно с ним согласился. Я сказал, что мы с ним оба были хороши, это факт.

uhwhat88

Дней через пять я так насобачился, что мальчишка не мог за мной угнаться. Ему пришлось опять залезать на забор и издали смотреть, как я падаю. В одном конце переулка было несколько невысоких каменных опор для перехода улицы на расстоянии ярда одна от другой. Даже после того, как я научился ловко управлять своей машиной, я так боялся этих опор, что всегда наезжал на них. Они стали причиной самых ужасных моих падений, если только не считать собак.

Утверждается, что даже первоклассному спортсмену не удастся переехать собаку: она всегда увернется с дороги. Возможно, это и правда, но, думаю, что переехать собаку не удастся именно тому, кто будет пытаться это сделать. Я же просто наезжал на каждую собаку, которая попадалась мне под колеса. В этом-то вся и разница. Если пытаешься наехать на собаку, она поймет, как увернуться, но если пытаешься ее объехать, то она не рассчитает в какую сторону отпрыгивать, и всякий раз будет прыгать не в ту. В моем случае это было именно так. Если даже мне удавалось не врезаться в какую-нибудь повозку, я непременно наезжал на собаку, которая выскочила посмотреть, как я катаюсь. Всем им нравилось на меня глядеть, потому что у нас по соседству редко случалось что-нибудь интересное для собак. Чтобы научиться объезжать собак стороной потребовалось немало времени, однако я преуспел даже в этом. Теперь я рулю, куда хочу, и как-нибудь поймаю этого мальчишку и перееду его, если он не исправится.

93ee206b8f64

Купите себе велосипед. Не пожалеете, если останетесь живы.

http://englishfromhome.ru/books/taming_the_bicycle.php
^ Наверх